Борис Пастернак и живопись

Борис Леонидович Пастернак родился 29 января [10 февраля] 1890 года в Москве — умер 30 мая 1960 в Переделкино.
"В сущности, едва ли не все произведения Бориса Леонидовича Пастернака были сочинения об искусстве: стихи, проза, письма..." В.Ф.Асмус, "Творческая эстетика Бориса Пастернака.

Начну с ... портрета, написанного отцом Бориса, художником Леонидом Борисовичем Пастернаком, ну и с того, что самой мне кажется важным - об умении прощать.


1917. Портрет работы Леонида Пастернака

Учись прощать... Молись за обижающих,
Зло побеждай лучом добра.
Иди без колебаний в стан прощающих,
Пока горит Голгофская звезда.
Учись прощать, когда душа обижена,
И сердце, словно чаша горьких слез,
И кажется, что доброта вся выжжена,
Ты вспомни, как прощал Христос.
Учись прощать, прощать не только словом,
Но всей душой, всей сущностью своей.
Прощение рождается любовью
В творении молитвенных ночей.

Учись прощать. В прощеньи радость скрыта.
Великодушье лечит, как бальзам.
Кровь на Кресте за всех пролита.
Учись прощать, чтоб ты был прощен сам.

1952 год
О чем подумалось, читая стихотворение Бориса Леонидовича Пастернака с практичеки библейским содержанием? Мне о многом, о его бедах, обидах, о том, что с ним поступили почти так же, как Каин поступил с Авелем... А он все это терпел... И, наверное, действительно простил... И вспомнился другой библейский сюжет, которому отдали должное многие замечательные художники - прощение отцом заблудшего, загулявшего, ленивого и недостойного сына, приползшего к отцу только тогда, когда не осталось у него другого выбора.

.. и ОТЕЦ простил, возложил руки и простил... Думаю, что и я, и остальные, да и Пастернаки, и отец, и сын, выбирая из множества картин "Прощение блудного сына" выбрали бы именно Рембрандта.
Рембрандт, 1669 год «Возвращение блудного сына».1668-69.Гос.Эрмитаж.


Рембрандт. 1636 год. Офорт «Возвращение блудного сына»
1636 год. Офорт «Возвращение блудного сына» (700x685, 277Kb)
Почему? Кроме того, что это самое лучшее воплощение сюжета самым талантливым автором, пропустившим многое через свою собственную жизнь, и блестяще передавший нам свои чувства и мысли, есть еще одно обстоятельство. Не надо забывать, что Леонид Пастернак в 1923 году в берлинском издательстве С.Д. Зальцмана опубликовал философско-эстетическое эссе «Рембрандт и еврейство в его творчестве», написанное Леонидом Осиповичем еще в Москве. Аот цитата, показывающая нам отношение отца Бориса к этому художнику: «А вот и Рембрандт… и я, как поражённый неожиданным чем-то, стою… и всё ещё стою, не двигаясь, с занявшимся дыханием перед единственным в своём роде «Благословением Якова»… По мастерству живописи, трактовке и гармонии тонов это один из лучших его шедевров, потому что в нём все отличительные свойства Рембрандтовского обаяния сошлись с исключительною полнотой и тонкостью, и никакой репродукции этого не передать… Я уходил и снова возвращался к нему. Начальный мой восторг, естественный у художника перед таким живописным шедевром, стал отступать перед более сильным душевным волнением. Где-то в глубине души что-то было затронуто… Иное, более родное, интимное зазвучало и заволокло всё остальное…" Это о Благоговении Якова, но суть не в картине, в художнике, его видении жизни. Думаю, что и Борис разделял вкусыы отца. И это связывает и самого Бориса Пастернака с Рембрандтом. Блудного сына Рембрандт написал в конце своей жизни, и лет ему было почти столько-же, сколько Борису Пастернаку, когда он написал приведенное стихотворение. К концу жизни люди, как правило, становятся более мудрыми. И мудрость стихотворных строк перекликается с мудростью, прощающей того, кто принес столько тревог и волнений, и ласковые прикосновения отца, выплакавшего все глаза, молясь за сына, выдают ту огромную любовь, которую он чувствует в заблудшему и огорчавшему его ребенку, и не важно, что ребенок уже давно повзрослел. Обратите внимание на то, что ранний Рембрандт, молодой, в возрасте Христа, в своем офорте трактует эту сцену иначе: информацию мы считываем с лиц и мимики участников сцены. В предсмертном Рембрандте все скупо, а впечатление от увиденного намного сильнее.



И раз уж я заговорила об отце - художнике Леониде Пастернаке, то было бы невежливым не сказать и о его замечательной матери - известной пианистке Розалии Кауфман, привившей своим детям любовь к музыке, нет не только любовь. Она создала в доме такую атмосферу, что в ней наравне уживались любовь друг к другу с любовью к искусству.


Л.О. Пастернак. Автопортрет с женой.


Л.О.Пастернак. Розалия Исидоровна за роялем при свечах. 1892г.
Позже Б. Л. Пастернак писал: «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней — Скрябина." («Охранная грамота», ч. I, гл. 3).


Л.О.Пастернак. Портрет А.Н.Скрябина. Итальянский карандаш. 30 октября 1913 г.

Возможно, именно из-за этой атмосферы первой женой поэта была художница, второй стала жена музыканта
Евгении были посвящены вот эти строки:
"О, как она была смела,
Когда едва из—под крыла
Любимой матери, шутя,
Свой детский смех мне отдала,
Без прекословий и помех
Свой детский мир и детский смех,
Обид не знавшее дитя,
Свои заботы и дела".

Они прожили вместе десять лет, но наступило "последнее счастливое лето", как вспоминает о лете в Ирпене их сын Евгений Борисович. Это было лето перемены в судьбе поэта.

"Мне Брамса сыграют,- тоской изойду.

Я вздрогну, и вспомню союз шестисердый,

Прогулки, купанье и клумбу в саду.

Художницы робкой, как сон, крутолобость,

С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,

Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,

Художницы облик, улыбку и лоб."



Евгения Пастернак Портрет Бориса, Берлин, 1922 г.


Мне Брамса сыграют, – я сдамся,
я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат
питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
В 1931 году, после этого лета, звуки разучиваемого Геноихом Нейнаузом концерта Брамса стали напоминанием о начале любви к жене Нейгауза. Так бывает в жизни...
Именно Зинаиде посвящено знаменитое:
"Любить иных – тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадки жизни равносилен.
Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ,
Твой смысл, как воздух,
бескорыстен.
Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь.
Все это – не большая хитрость".
И это счастье было длинною в тридцать лет...

А потом была Ольга Ивинская, Лара, и родились стихи, вошедшие в роман "Доктор Живаго".
Свидание

"Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом

По сердцу моему".
И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет деоа,
Что свет жестокосерд" ..

Ну, вот, мы опять вернулись к источнику бед Бориса Пастернака. Но закрывать книгу не хочется, там, на последних страницах еще много стихов.
"Осталось несколько минут,
И тишь наступит гробовая.
Но, раньше чем они пройдут,
Я жизнь свою, дойдя до края,
Как алавастровый сосуд,
Перед тобою разбиваю."


Тициан Кающаяся Магдалина 1560-е, Эрмитаж

Ну и опять вернусь к "Охранной грамоте". К путешествию в Венецию. Кто из нас не мечтал о Венеции, кто не представлял еще с детства встречи с ней? Вот и Борис Пастернак так описывает первые минуты пребывания в ней: " Я НЕ СРАЗУ ПОНЯЛ, ЧТО ИЗОБРАЖЕНИЕ ВЕНЕЦИИ И ЕСТЬ ВЕНЕЦИЯ. Что я - в ней, что это не снится мне". Охранная грамота, глава часть 2,гл.13. Далее , пропустив абзац, читаем: " Катер потел и задыхался, утирал нос и захлебывался, и тою же невозмутимой гладью, по которой тащились его затонувшие усы, плыли по полукругу, постепенно от нас отставая, дворцы Большого канала. Их зовут дворцами и могли бы звать чертогами, но все равно никакие слова не могут дать понятья о коврах из цветного мрамора, отвесно спущенных в ночную лагуну, как на арену средневекового турнира.
Есть особый елочный восток, восток прерафаэлитов. Есть представленье о звездной ночи по легенде о поклоненьи волхвов. Есть извечный рождественский рельеф: забрызганная синим парафином поверхность золоченого грецкого ореха. Есть слова: халва и Халдея, маги и магний, Индия и индиго. К ним надо отнести и колорит ночной Венеции и ее водных отражений."



Карпаччо Витторе (Carpaccio Vittore)

ВЕНЕЦИЯ
Я был paзбужeн спoзapaнку
Щeлчкoм oкoннoгo стeклa.
Paзмoкшeй кaмeннoй бapaнкoй,
В вoдe Вeнeция плылa.
Всe былo тиxo, и, oднaкo,
Вo снe я слышaл кpик, и oн
Пoдoбьeм смoлкнувшeгo знaкa
Eщe тpeвoжил нeбoсклoн.
Oн вис тpeзубцeм Скopпиoнa
Нaд глaдью стиxшиx мaндoлин
И жeнщинoю oскopблeннoй,
Быть мoжeт, издaн был вдaли.
Тeпepь oн стиx и чepнoй вилкoй
Тopчaл пo чepeнoк вo мглe.
Бoльшoй кaнaл с кoсoй уxмылкoй
Oглядывaлся, кaк бeглeц.
Вдaли зa лoдoчнoй стoянкoй
В oстaткax снa poждaлaсь явь.
Вeнeция вeнeциaнкoй
Бpoсaлaсь с нaбepeжныx вплaвь.
1913 г.
"Итак, и меня коснулось это счастье. И мне посчастливилось узнать, что можно день за днем ходить на свиданье с куском застроенного пространства, как с живою личностью.



Венеция Процессия реликвии Святого Креста на площади Сан Марко, Джентиле Беллини, 1496 год.

С какой стороны ни идти на пьяццу, на всех подступах к ней стережет мгновенье, когда дыханье учащается и, ускоряя шаг, ноги сами начинают нести к ней навстречу. Со стороны ли мерчерии или телеграфа дорога в какой-то момент становится подобьем преддверья, и, раскинув свою собственную, широко расчерченную поднебесную, площадь выводит, как на прием: кампанилу, собор, дворец дожей и трехстороннюю галерею. Постепенно привязываясь к ним, склоняешься к ощущенью, что Венеция город, обитаемый зданьями - четырьмя перечисленными и еще несколькими в их роде. В этом утверждении нет фигуральности. Слово, сказанное в камне архитекторами, так высоко, что до его высоты никакой риторике не дотянуться. Кроме того, оно, как ракушками, обросло вековыми восторгами путешественников. Растущее восхищение вытеснило из Венеции последний след декламации. Пустых мест в пустых дворцах не осталось. Все занято красотой. ...


Карпаччо Си. Иероним приводит в монастырь льва
Эмблема льва многоразлично фигурировала в Венеции. Так, и опускная щель для тайных доносов на лестнице цензоров, в соседстве с росписями Веронеза и Тинторетто, была изваяна в виде львиной пасти. Известно, какой страх внушала эта "bocca di leone " современникам и как мало-помалу стало признаком невоспитанности упоминание о лицах, загадочно провалившихся в прекрасно изваянную щель, в тех случаях, когда сама власть не выражала по этому поводу огорчения. ..... И осталась живопись Венеции. Со вкусом ее горячих ключей я был знаком с детства по репродукциям и в вывозном музейном разливе. Но надо было попасть на их месторождение, чтобы, в отличие от отдельных картин, увидать самое живопись, как золотую топь, как один из первичных омутов творчества." "Охранная грамота" ч.2, гл. 16


Пьета - Джованни Беллини
"Я глядел на это зрелище глубже и более расплывчато, нежели это выразят теперь мои формулировки. Я не старался осознать увиденное в том направленьи, в каком его сейчас истолкую. Но впечатления сами отложились у меня сходным образом в течение лет, и в своем сжатом заключении я не удалюсь от правды. Я увидел, какое наблюдение первым поражает живописный инстинкт. Как вдруг постигается, каково становится видимому, когда его начинают видеть. Будучи запримечена, природа расступается послушным простором повести, и в этом состоянии ее, как сонную, тихо вносят на полотно. Надо видеть Карпаччио и Беллини, чтобы понять, что такое изображение. .... Надо видеть Веронеза и Тициана, чтобы понять, что такое искусство... Надо видеть Микеланджело Венеции - Тинторетто, чтобы понять, что такое гений, то есть художник." "Охранная грамота" ч.2, гл. 17


Тинторетто. «Чудо св. Марка»
"Главное, что выносит всякий от встречи с итальянским искусством, - это ощущение осязательного единства нашей культуры, в чем бы он его ни видел и как бы ни называл. ......... Италия кристаллизовала для меня то, чем мы бессознательно дышим с колыбели. Ее живопись сама доделала для меня то, что я должен был по ее поводу додумать, и пока я днями переходил из собрания в собрание, она выбросила к моим ногам готовое, до конца выварившееся в краске наблюдение.Я понял, что, к примеру, Библия есть не столько книга с твердым текстом, сколько записная тетрадь человечества, и что таково все вековечное. Что оно жизненно не тогда, когда оно обязательно, а когда оно восприимчиво ко всем уподоблениям, которыми на него озираются исходящие века. Я понял, что история культуры есть цепь уравнений в образах, попарно связывающих очередное неизвестное с известным, причем этим известным, постоянным для всего ряда, является легенда, заложенная в основание традиции, неизвестным же, каждый раз новым - актуальный момент текущей культуры.
Вот чем я тогда интересовался, вот что тогда понимал и любил." "Охранная грамота" ч.2, гл. 18


Венеция Тициан Вечеллио. 1534—1538 гг. Музей Академии, Венеция, Италия

И опять из ДОКТОРА ЖИВАГО

ГЕФСИМАНСКИЙ САД


И. Е. Репин. Христос в Гефсиманском саду

Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.


Н.Н.ГЕ, Вход в Гефсиманский сад

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.


Поль де Ларошь Христос в Гефсиманском саду Бумага, карандаш 1846

Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.

Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.


В. Перов. Христос в Гефсиманском саду. 1878.

Он разбудил их: "Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст".

И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди - Иуда
С предательским лобзаньем на устах.


Джотто. Поцелуй Иуды

Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: "Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.


Джованни Беллини. "Распятие" (1455), Фрагмент.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты".

Ну и в заключении приведу цитату из В.Ф.Асмуса: "Произведения Пастернака - ткань, переливающаяся тысячью блесток и оттенков мысли. Сквозь её переливы ощущаешь живой и горячий трепет большого сердца..."
В качестве источника использована книга "Борис Пастернак. Об искусстве".М.1990 г.